На море ловили нас злые шторма;
А волны, – как тонны литого металла, –
И кверху подброшенная корма,
Казалось, до самого неба взлетала,
И падала книзу с такой высоты,
И, в воздух впиваясь вращались винты.
А ветер, сошедшим с ума музыкантом,
В звучащий инструмент корабль обратив,
Ударив по фалам, ударив по вантам,
Играет бесовский какой-то мотив.
На синьке небесной свинцовые тучи,
Сверкнувшим ножом разрезает луна.
Как призрак, как бред, как «Голландец летучий»,
Метался корабль, зарываясь в волнах.
Она на борт кренился, вставал на дыбы,
Форштевнем рубил водяные столбы.
А волны рычали и выли, как звери,
В свирепую драку вступив у бортов.
Трещали шпангоуты, хлопали двери,
И грузы катились, сорвавшись с найтов.
Самой преисподней встает кочегарка,
Как тени, как духи, у топок скользя,
То в сизом тумане, то в пламени ярком
Мелькают внизу кочегары-друзья.
Пусть вымыло уголь из угольных ям,
Но ход корабля неизменно упрям.
И вахта на юте, и вахта на баке,
И зоркий сигнальщик просматривал тьму,
И штурман, склонившись, вычерчивал знаки
На карте, понятные только ему.
И сам командир, не покинувший мостик,
Еще веселей средь такой кутерьмы…
Пусть воет штормяга, седея от злости,
Победа за нами, хозяева мы!